I am a Wonder Woman. / мускулистый, опасный и немного жирненький
Ося пишет про Тикки и картинка из прошлого, ясная до деталей, восстает из обвма и памяти.
8 октября 2011, осень, черный плащ и оранжевый шарф. Концерт в Куклах, мы снимаем обувь, сидим на мягких пуфиках, Ося плетет фенечку, а Эста запоем читает в перерывах Хобб. На руках фенечки, это начало моего третьего курса, Рос еще в Германии.
Я еще ничего не знаю о любви, литературе и боли, но уже догадываюсь. Я еще даже не знаю, что такое ОБВМ.
На улице было холодно, в зале было тепло, Тикки пела прекрасное.
После этого была моя самая первая совершенно бессонная ночь, когда я не сомкнула глаз ни на минуту. Мы сидели на Гатчинской, той, какой она запомнится для меня навсегда, в Ташиной комнате и долго говорили о самом разном. Про Петербург, Екатеринбург, реальное и недоказуемое.
Потом мы бежали до метро, потому что заговорились, опаздывали. Звонил Квэтран и спрашивал, где нас черти носят - боже, я же тогда еще совсем никого не знала. Прекрасный Квэтран, знал бы ты, как много ты успел сделать для меня за ту неделю.
На вокзале я впервые вживую встретила Азазеля. И дальше была самая странная и одна из самых прекрасных своей невесомостью недель моей жизни.
После которой началось что-то совершенно иное. Ну, на новую часть повествования так точно тянет.
Настолько живое воспоминания почему то заставляет бесконечно тосковать и верить, что в ту неделю и было твое самое честное и настоящее бессмертие. Где то там, на питерской крыше под осенним солнцем.
8 октября 2011, осень, черный плащ и оранжевый шарф. Концерт в Куклах, мы снимаем обувь, сидим на мягких пуфиках, Ося плетет фенечку, а Эста запоем читает в перерывах Хобб. На руках фенечки, это начало моего третьего курса, Рос еще в Германии.
Я еще ничего не знаю о любви, литературе и боли, но уже догадываюсь. Я еще даже не знаю, что такое ОБВМ.
На улице было холодно, в зале было тепло, Тикки пела прекрасное.
После этого была моя самая первая совершенно бессонная ночь, когда я не сомкнула глаз ни на минуту. Мы сидели на Гатчинской, той, какой она запомнится для меня навсегда, в Ташиной комнате и долго говорили о самом разном. Про Петербург, Екатеринбург, реальное и недоказуемое.
Потом мы бежали до метро, потому что заговорились, опаздывали. Звонил Квэтран и спрашивал, где нас черти носят - боже, я же тогда еще совсем никого не знала. Прекрасный Квэтран, знал бы ты, как много ты успел сделать для меня за ту неделю.
На вокзале я впервые вживую встретила Азазеля. И дальше была самая странная и одна из самых прекрасных своей невесомостью недель моей жизни.
После которой началось что-то совершенно иное. Ну, на новую часть повествования так точно тянет.
Настолько живое воспоминания почему то заставляет бесконечно тосковать и верить, что в ту неделю и было твое самое честное и настоящее бессмертие. Где то там, на питерской крыше под осенним солнцем.